Что до меня, то я в добром здоровье и достаточно хорошем, хоть и неровном, настроении. Все же она — вернее, разрыв — разбил мне сердце: мне кажется, будто по нему прошел слон. Я убежден, что никогда от этого не оправлюсь, хотя я и пытаюсь. Еще до того, как я узнал ее, я пережил довольно, и более чем довольно. Время и волнения сказались на мне. Но последнее крушение я пережил по-иному. Будь то острая боль, оно бы еще ничего. Но тут другое — грудь моя точно налита свинцом.

Пока бушевала буря, а вы все утешали меня писком и пересудами на Пикадилли, это было достаточно плохо. Но сейчас мне еще хуже; и у меня нет сил, ни воли, ни охоты предпринять что-либо, что очистило бы мне голову или облегчило сердце. В конце этого месяца я хочу перевалить через Альпы и отправиться — бог знает, куда — через Далмацию, снова к арнаутам и, если не представится ничего лучшего. Передо мной целый свет — этот или тот.

Хобхауз сообщил мне о странных слухах, какие ходят обо мне и моем окружении. Все это неверно. Я подвергся некоторой опасности на озере (близ Мейери), но это пустяки; что же касается всех этих «любовниц», видит бог, у меня была здесь всего одна. Не брани меня; что мне было делать? Как я ни противился, глупая девчонка последовала за мной сюда 2, вернее, опередила меня — я застал ее уже здесь — и мне стоило неимоверных трудов убедить ее ехать обратно; но наконец она все же уехала.